Всем привет-привет!!! В этот холодный зимний теплый весенний день поздравляю всех с праздником весны! Желаю всех благ, хорошего настроения, всего самого теплого и светлого! Ура! (хотя, наверно, надо было яойную картинку выставить, а вовсе и не цветуёчки! Но я цветочки люблю!) читать дальше
Вспомнилась мне вдруг манга 無傷じゃいられねえ от Мики Садахиро. Вообще так прикольно: читаешь себе мангу, никого не трогаешь, и вдруг - бац! картинко из твоей прошлой жизни. Ааа...нацукасий*... Ну, тут сложно не догадаться - Камакура, Дайбуцу. 16метров росту, самый большой бронзовый Будда...
И еще полно видов Эносимы... Рай для серфингистов. Вот под этим мостом (левый который) они целуются
Это городской пляж, где меня, блин, не успела я зайти в воду, цапнула какая-то, мать ее, медуза!!! Я потом полгода ходила со следом на ноге - она как ленточка обвилась вокруг голени, как-будто меня стегали плеткой. В бассейне раздеться было стыдно. Ну и оказалось, что ресторан мы тоже один и тот же посещаем (с героями, хе-хе): Ну и не удержалась - еда! еда! Это, собственно, меню данного ресторанчика: А это мой обед:
* - 懐かしい - вспоминаемый с теплотой, дорогой, ностальгический.
В общем, чтобы прийти потом в чувство после посещения Тосёгу, обрести снова себя, погрузиться в тишину и насладиться отсутствием людей, лучше всего пойти по маршруту сисэки-тансё-ро - по дороге среди памятников старины. Туда ведет неширокая дорожка, которая берет начало между мавзолеем Тайюином и Фурарасан-дзиндзей: читать дальше По дороге можно встретить многа местных жителей: Вокруг оченьживописно Честно говоря, темновато там в лесу-то, а я же фотограф тот еще, тем более что все на ходу, треногу некогда было устанавливать (темнело быстро), с экспозицией возиться тоже, поэтому снимки такие, не очень. Ну, какие уж есть, чо! А вот это водопад Сираито-но-Таки (Водопад Белых Нитей), в давние времена он считался священным Если идти по тропке дальше, будут каменные тории храма Такиноо-дзиндзя - "ун-дамэси-но-тории" - Ворота Удачи. Считается, что если загадать желание и попасть три раза подряд камешками в ответстие, то оно сбудется. Этот вот небольшой храм посвящен богине горы Нёхо по имени Тагори-химэ-но-микото: Дзиндзи там на каждом шагу, на самом деле. Я даже там замучалась отождествлять, какая как называется. Камешки разные священные тоже присутствуют в больших количествах: Речка Только я вот не поняла, это из нее там воду для сакэ берут, или там есть еще какой-нибудь источник. Но эта речушка уходит в сторону, куда-то дальше под гору, а ниже по дорожке откуда-то из-под земли вылазит еще одна речка, и вдоль нее под горой уже стоят отели и прочие заведения. Однажды я там была совершенно одна, и начался дождь. Очень тяжело было идти по совершенно мокрой дороге: По ней и в сухой день нелегко топать, а тут так было вообще очень сколько. И жутко. Во время дождя все так шуршит вокруг, темно, и так и кажется, что вот сейчас все местные синтоиские ками каааак выскочат тебе навстречу! Так что я там быстро-быстро перебирала ногами, не, реально страшно. Это тут так удачно капля попала, когда вспышка сработала: Тут уже ближе к населенным местам, там светлее и не так жутко, поэтому пофотографировала еще: На самом деле это ничем не примечательное сооружение - мавзолей Сёдо Сёнина, первого монаха, пришедшего в Никко и основавшего секту горного буддизма. Называется Кайдзан-до. А это Хотокэ-ива, или Скала Будд. В небольшой пещере у ее подножия стоят каменные статуи шести Будд. Рядом слева от Кайдзан-до находится еще один необычный храм, Каннон-до. На его алтаре рядами стоят огромные деревянные кёся, - фишки от сёги, японских шахмат, за это храм еще называют Кёся-до: Есть поверье, если беременная женщина возьмет из этого храма кёся и принесет домой, - роды будут легкими, потому что ребенок будет двигаться, как кёся (типа ладьи в классических шахматах). После родов благодарные женщины возвращают уже большего размера кёся обратно в храм. Судя по количеству дощечек и их размеру - храм и вправду способствует улучшению демографии в славном городе Никко. А это вот когда я вышла уже в люди, так сказать, полило как из ведра: Самая большая радость в жизни после таких вот прогулок - это пожрать что-нибудь вкусненькое. Вообще, Никко славится своей юба - это пенки соевого молока, их жарят-парят-добавляют во все. Вообще, вкусно: Продолжение следоваит...
Чтобы пройти к этому комплексу, можно не мотать кругали, как я в первый раз, а сразу от Синкё-баси чесать наверх в гору по дорожке Омотесандо, которая указана во всех путеводителях. Собственно, это и есть нормальный туристический маршрут, куда едут все автобусы, машины и топают пешком все желающие. Заблудиться тут просто нереально, так как везде стоят указатели. читать дальше Монах Сёдо-сёнин: Фонарь Сначала будет храм Риннодзи, основанный в Никко Сёдо Сёнином в 766году. Он назывался Сихонрюдзи, но потом его передали секте Тэндай, и он получил новое имя. Храм знаменит тем, что имеет зал Трех Будд (Санбуцудо), где они благополучно и стоят, статуи эти. В комплекс храма входят еще Соринто - бронзовый столп, в котором находятся буддийские сутры, Сокровищница, а так же Сёёэн - пейзажный сад 19 века в стиле времен Эдо, туда мы и пойдем дальше. Пруд Ну а дальше идем всё-таки к основной цели нашего маршрута - храму Тосёгу. Посмертное буддийское имя Токугава Иэясу - 東照大権現 (Тосё-Дайгонгэн) - "великое воплощение, просветившее Восток" - красуется на воротах, ведущих к комплексу храмов: Вообще, Иэясу желал перед смертью, чтобы место его захоронения было скромным, но, как водится, внук решил, чтобы все было величественно. Мавзолейный комплекс построен в духе китайской династии Мин, по китайским же канонам, и получился вот такой вот помпезный и роскошный - украсили все, что можно было украсить. Сразу слева после ворот-торий находится пятиярусная пагода. Ее восстановили в 1818 году после пожара. Каждый этаж пагоды символизирует природный элемент - землю, воду, огонь, ветер и небо. Народу просто тучи Дальше опять идут ворота - Ниомон (Омотэмон), их охраняют два изваяния страшных Нио. Первый из них, с открытым ртом, произносит первую букву санскритского алфавита, второй - с закрытым ртом, произносит последнюю. Дальше у нас двор, где впереди справа находятся три священные кладовые. В них хранятся музыкальные инструменты, различные церемониальные принадлежности и ритуальная утварь, это все используется при проведении праздников. Верхнее хранилище украшено резьбой в виде двух фантастических слоников: Напротив кладовых (слева после ворот Ниомон) - знаменитая конюшня Синкюся. Раньше считалось, что духи обезьян охраняют лошадей, поэтому на конюшне присутствует просто толпа этих самых обезьянок Ну а вот это знаменитый барельеф: Трёх обезьян зовут Мидзару, Ивадзару и Кикадзару. По-японски это значит "Избегаю смотреть (на дурное), избегаю говорить (дурное), избегаю слушать (дурное)". Прикольный факт: в Японии макак никогда не называют "макака" (на инглише же тоже читается "macaque"). Всегда говорят "Сару". А все потому, что есть в японском слово 真赤々- читается как "маккака" - "очень красное, пунцовое", оно созвучно со словом "макака", например, ярко-красный закат - маккака ю:баэ. Поэтому они не поймут, если скажешь в отношении обезьян слово "макака", если только речь не идет про их попу. В конюшне, кстати, живет белая лошадь, которую правительство Новой Зеландии подарило Тосёгу. Это дальше Священный фонтан (на заднем плане) с водой для омовения Рядом Риндзо - хранилище сутр Тэкс. Дальше у нас, как обычно, барабанная башня (Koro), колокольня (Shoro) и буддийский павильон Якусидо, на потолке которого изображен огромный ревущий дракон - Наки-рю. Это копия, оригинал 17 века сгорел в 1961 году, но она обладает особым свойством: если хлопнуть в ладоши под драконом, то эхо возвращается к вам же его рёвом. Внутрь можно попасть за отдельную таксу и отстояв очередь, но прикольно. Там внутри монах рассказывает байку про дракона, хлопает в деревянные дощечки, можно самим похлопать, ну и прикупить на выходе кучу сувенирчиков с изображением этого самого дракона. Уфф. Наконец-то добрались до Ворот Солнечного света - Ёмэймон. Они выполнены так же в стиле "японского барокко" - Момояма, и являются национальным сокровищем. В нишах ворот находятся изваяния императорских министров Ворота богато украшены резьбой людей и различных животных. Но так как резчики большинство этих животных никогда в глаза не видали, то черпали вдохновение в легендах, вот они у них и получились такие причудливые. На одной из колонн ворот резьба перевернута, чтобы умиротворить злых духов (считалось, что избыток декора может вызвать их гнев). Слева за воротами находится Микосигура - там хранятся омикоси - священные праздничные паланкины: Ну а если пойти прямо, то попадешь в молитвенный зал (Хайдэн) и главный зал (Хондэн). В один из моих приездов там шла реставрация, и внутрь попасть было нельзя, но вот фотачка резьбы на воротах Карамон, которую реставрировали: Ну а так можно постоять очередь и зайти внутрь, послушать службу, там запускают пачками, раз в полчаса где-то. Так как все буддийские храмы строят по одному принципу, то названия тоже везде одинаковые, это если кого вдруг смутило, что здесь есть Ниомон, Карамон там, Хондэн или Хайдэн. Я тут еще вот так подробно на этом останавливаюсь, а потом уже перестану. Наверно. Дальше слева от Ёмэймон - ворота Сакаситамон (вход в Восточный коридор), именно там вырезана знаменитая Нэмури-нэко (Спящая кошка) работы Хидари Дзингаро Я уже писала, что неподалеку там есть источник со святой водой Футара, так вот, на основе этой воды местные производители делают всякое разное алкоголическое пойло, и в благодарность дарят храму свой продукт (дарят, кстати, не только местные производители, но вообще многие, даже из других префектур). Виски Сакэ Опять резьба на воротах, я прям снимаю шляпу перед резчиками: За воротами Сакаситамон начинается длинная каменная лестница (замаешься по ней карабкаться, она очень крутая), которая ведет к гробнице Иэясу. Крыши Вот там дальше как раз все очень скромненько, в привычном сером цвете (буддийские храмы обычно не красят). Сокровищница Иэясу: Наверно, отсюда зеркало-то и спёрли... Урна с прахом: По ходу из камней везде выложены вот такие черепашки Ну и это я уже даже не помню, что именно: Вообще, в Тосёгу, конечно, красиво, но через какое-то время хочется оттуда удрать подальше, потому что в глазах рябит от всей этой резьбы, позолоты... Да еще народу там немеряно, все время фотографировать мешают, в кадр попадают. И очереди, очереди, очереди... Ну их. В Тайюине гораздо лучше. Так что после Тосёгу самое оно потом пошататься по лесу, в себя прийти. Вот.
Тайюин (или Тайюин-бё) - музей-усыпальница третьего сёгуна Токугава Иэмицу (Тайюин - это его посмертное буддийское имя), внука прославленного Токугава Иэясу, построен в 1653 году (всего за 14 месяцев). Между прочим, внук тоже сделал для страны достаточно много, в частности, он ввел так называемую систему заложничества (参勤交代 - санкин-ко:тай), когда всем крупным землевладельцам предписывалось проводить каждый второй год при дворе сёгуна, а перед возвращением оставлять при дворе членов своей семьи, типа гости-заложники. Именно Иэмицу закрыл страну для иностранцев в 1639 году, разрешив лишь голландским купцам продолжать торговлю с Японией. И мы знаем, что Сакоку-дзидай (鎖国時代 ) - период изоляции страны от внешнего мира - длился аж до 1868 года. И именно он запретил христианство. Но при Иэмицу продолжилось процветание его клана, он достроил мавзолей Иэясу (Тосёгу-шрайн), продолжив дело своего отца, второго сёгуна, Хидэтада. Тайюин расположен слева от Футарасан-дзиндзя. И построен в классическом китайском стиле. читать дальшеЧтобы пройти внутрь комплекса, надо пройти двор. через ворота Ниомон Они обозначают основной вход в святилище. На каждой стороне установлено изваяние бога-воина Нио. За этими первыми воротами находится колодец для омовения рук Он находится под навесом, и на потолке над чашей находится изображение дракона работы Кано Ясунобу, которое иногда отражается в воде фонтана. Но, к сожалению, изображение разрушается со временем (как и все фрески), а на реставрацию у них то ли денег нет, то ли не знаю чего: За колодцем вглубь идут еще разные храмовые постройки, но туда вход воспрещен: И вообще, конкретно в этом месте растут момидзи (японские клены), их листья осенью меняют семь оттенков - от зеленого до красного, поэтому это место еще называют "Ситихэнгэ-но-момидзи" (Клены семи перемен). Но мы идем налево - к воротам Нитэнмон, или воротам Двух небес: В нишах стоят изваяния богов-хранителей. Спереди - фигуры богов Комоку и Дзикоку, а позади - зеленого бога ветра и красного бога грома. Карабкаемся дальше к воротам Ясямон Там живут четыре статуи Яся, свирепых духов-хранителей, которые превращаются в демонов при виде неверующих. Эти ворота еще иногда называют Ботанмон, или Пионовые ворота, потому что на них много резных изображений пионов. Слева и справа от Ясямона стоят барабанные башни: Ну и повсюду на территории находятся различные фонари, я их просто обожаю: Уф. Дальше опять ворота - Карамон, самые маленькие и самые изящные. Они украшены тонкой резьбой - изображены журавли, символы долголетия. Мои любимые фонарики: Дальше идут различные внутренние храмы - Хайдэн и главный Хондэн. Сквозной проход между ними для простых смертных заказан, надо идти в обход А это у нас ворота Кокамон, в стиле китайской династии Мин. За ними идет тропа к могиле Иэмицу, но она закрыта для публики Ну, это уже было, но пусть еще Вообще, в Тайюине очень классно, тихо, спокойно так... Людей там не очень много, поэтому ничего не мешает наслаждаться процессом созерцания, подумать о бренном, неторопливо походить и подышать - воздух там везде просто чудесный.
Путешествуем дальше от водопадов и статуй Нараби-дзидзо в горы, к храмам Тосёгу и Тайюин, святилищу Футарасан и другим достопримечательностям. Вот так вот выглядит аллея, которая идет от Тосёгу к Футарасан (правда, справа все закрыто холстами, наверно, там шли на тот момент какие-то работы): читать дальшеВход в святилище выглядит внушительно: Поближе: Святилище Футарасан (вообще, правильней Футаарасан) было основано Сёдо Сёнином в 782 году, и посвящено оно богам гор Нантаю (он) и Нётай (она) и их ребёнку Таро. Вообще-то святилищ три (еще одно расположено на озере Тюдзэндзи, а другое - на горе Нантай). Эти вот бронзовые ворота-тории являются важной культурной ценностью. Вообще, храм все время был как-бэ буддийским, но в 1868 году он получил статус синтоистского. С тех пор он такой, дыа. Дальше вход (Карамон - китайские ворота): Сквозь этот круг полагается пройти несколько раз, чтобы очиститься. Замечу, что на дворе июль и температура была в тот день градусов 30, не меньше. Это к вопросу о том, кто как одет. А то, что там пришпандорены еще бамбуковые ветки с бумажками (эта полосочка бумаги называется тандзаку, на ней пишут стихотворения), так это Танабата на дворе. Сам храм: Вроде как здания комплекса датируются началом 17в. Священные деревья на территории храма Фонари Там есть еще такой здоровый бронзовый фонарь, его видно, если площадку перед храмом рассмотреть, так вот, поговаривают, что по ночам он превращается в чудовище, а пробоины на нем оставлены мечом какого-то насмерть перепуганного самурая. Здесь хранятся омикоси - переносные маленькие копии синтоистских храмов, которые носят местные жители на плечах во время фестивалей по улицам. Считается, что во время процессии дух местного божества спускается с небес и поселяется в этих микоси. Естестна, в глубине храмовой территории есть небольшой пруд, который питается священным источником Футара, «чудотворная вода божества-целителя Якуси» (лучшее лекарство от болезни глаз!) которого вытекает из горной пещеры. Снова криптомерии: А это что-то сувенирное: Между храмами там бегает лошадка, ее кто-то подарил Тосёгу-шрайну, она там живет себе в конюшне Ну все, а это та же аллейка, которая была вначале, только теперь в обратную сторону Вообще, день был пасмурный какой-то, периодически дождичек накрапывал (потом он полил уже как из ведра, но это будет уже другая история), да и темнеет в горах рано (часов в пять вечера уже темно), так что кадры вот такие, не очень внятные. Гомэн. Ну и вот еще, чтобы скрасить серость и унылость: > Правда, эта фоточка сделана на этом же месте, но спустя почти полтора года, в ноябре, у них там как раз был в разгаре праздник сити-го-сан, и многие детки были разодеты в кимоно - их водят в храмы, чтобы помолиться об их здоровье и счастье.
Блин, какой же все-таки Satsuki классный!!! Мяф! Ждала этого концерта тучу времени - чуть ли не полгода. Второй чувак, Kaya, меня никак не волновал, я шла только чтобы увидеть нашего мимимишного мальчика. Как он поёт! Он душу мне разрывает! Конечно, в "Релаксе" звук - говнище, я попробовала подойти поближе к сцене, но от колонок грохотало так, что стоять там было невозможно. Да и видно там было сильно хуже. Не знаю, что там слышали в первых рядах, впрочем, они там стояли не за этим, а чтобы полапать Сатсуки и его басиста, которые паслись на самом краю сцены, и все желающие тянули к ним свои ручки, наглаживая по... местам ниже пояса, в общем. Мы же вполне себе уютно стояли позади, благо народа было раз, два и обчёлся, зато они нас там со сцены видели, видимо, прекрасно, потому что иногда они махали и нам: типа, ну чего же вы стоите, а не скачете как все остальные. Ну да, мы с подругой обычно не больно-то скачем, только пьем, но сегодня был день трезвости. Но мне и так было душевно. А еще была автограф-сессия. Пока мы ждали своей очереди, я все пялилась на Сатсуки - какой же он все-таки симпатяжка! Вообще, они все очень приятные мальчуганы, и басист со своей челкой, и гитарист... Ударник, как водится, сидел себе за ударниками и не отсвечивал, а потом быстро свалил. Чёрт, в общем оре не разобрала кого как зовут. Ничего, завтра, наверняка, в блогах народ выложит свои впечатления, тогда почитаю и узнаю. В общем, я вся в образе... Когда подписывала бумажку, я что-то замешкалась - Kaya тянет ко мне руки, я говорю ему, типа он же мне уже расписался, а оказалось, что он мне руку пожать хотел, вот я тормоз! А передо мной девица распиналась перед Сатсуки на ломаном инглише, может, он и понял, что она хотела ему сказать... Я что-то вообще не знаю, что говорить в таких случаях, ну, спасибо, ну, вот здесь распишитесь, ну, тоже пожали ручки друг другу - счастья полные штаны - вблизи он тоже лапочка. Ну вот... Возможно, лучше бы я завтра это все писала, все-таки завтра понедельник, на работу надо, но что-то пока не хочется расставаться с услышанным-увиденным, и в ушах еще все поет...
Кинопоиск сообщает: Картина братьев Тавиани «Цезарь должен умереть» о постановке пьесы Шекспира в итальянской тюрьме получила главную награду 62-го Берлинского кинофестиваля «Золотого медведя». Единственным фильмом, которому жюри во главе с Майком Ли отдало не одну, а две награды, стала датская костюмная лента «Королевский роман», получившая «Серебряных медведей» за лучший сценарий и лучшую мужскую роль.
Основные награды Берлинале распределились так:
Специальный приз жюри «Сестра», режиссер Урсула Мейер
Приз имени Альфреда Бауэра за новые перспективы в кино «Табу», режиссер Мигель Гомеш
Лучший сценарий «Королевский роман» — Николай Арсел, Расмус Хейстерберг
«Серебряный медведь» за выдающиеся художественные достижения «Равнина Белого Оленя», оператор Лутс Райтмайер
Лучший актер Миккель Фольсгаард, «Королевский роман»
Лучшая актриса Рашель Мванза, «Ведьма войны»
Лучший режиссер Кристиан Петцольд, «Барбара»
Гран-при жюри «Просто ветер», режиссер Беденек Флигауф
«Золотой медведь» за лучший фильм «Цезарь должен умереть», режиссеры Паоло Тавиани, Витторио Тавиани
Ну, раз уж я тут резко научилась делать скриншоты (спасибо Kaworu~!), то сам бог велел рассказать о дораме, которую я смотрю. Я не великий специалист по описаниям, так что то, что ниже, взято отсюда:
Его геном собирали под микроскопом.Он был счастлив лишь первые 12 лет своей жизни . Уровень его интеллекта недоступен простому смертному. Ни одна частичка его тела не принадлежит ему . Он хорошо относится к человечеству в целом . Он гений. Он раб. У него есть телохранитель, он же сторож. У него есть один единственный друг. Он страшно, просто катастрофически одинок. Его зовут Арисуэ Сэй.
Его геном собирали под микроскопом. Он не был счастлив практически никогда. Уровень его интеллекта не поддается описанию. Он не знает, принадлежит ли он себе. . Он ненавидит людей. Он гений. Он раб .Он сам загнал себя в клетку. У него есть кто-то, кого можно назвать другом. Его одиночество бесконечно. Его имя - Амамия Рин.
Как ни странно - они братья. Очень стильный, очень качественный сериал на не очень распространенную среди дорам научно-фантастическую тематику. Да, в нём много штампов, от потерявшихся братьев, до зловредного вируса, способного уничтожить всех людей. Но... Но давно я не видела такого пронзительного фильма об одиночестве , о любви между братьями, любви, способной растопить боль, обиду, предательство, смерть. Что удивительно, мы все иногда хотим быть немного гениями, отличаться от других, иметь необычные способности. Но задумываемся ли мы, что цена за это может быть несоизмеримо высока. Так высока, что легче умереть, чем изо дня в день платить за свою избранность. Если ты слышишь ультразвук, то может быть тебе не дано видеть свет. Если ты гений, то может быть, ты отдал бы все свои способности, чтобы спокойно и счастливо жить со своей семьей, а не быть пешкой в чужой игре. Они - yasha . Их удел - одиночество. Очень красивый opening с песней Стинга Desert Rose. Замечательная актерская работа Ito Hideaki. В остальных ролях : Abe Hiroshi ,Kashiwabara Shuji ,Taniguchi Sayaka Otsuka Nene ,Endou Yuuya ,Iwaki Koichi ,Fukikoshi Mitsuru ,Nakane Kasumi . От себя добавлю, что сначала было смотреть так себе. Я не в восторге от типажа ГГ, и уж тем более не разделяю дифирамбы по поводу актерской работы Ито Хидеаки, но я втянулась в сюжет, и к 7-й серии мне уже стало дико интересно, чем же все кончится. Ну а попутно наделала скриншотов - а дорамка-то весьма сёнен-айная, я бы сказала! читать дальшеТак, это у нас Моича и Сэй (положительный старший брат) Это у нас Рин (отрицательный младший брат) и еще какой-то хмырь, пока еще не выяснилось, как его зовут, но тусят они лет с 12. Снова Сэй (и Моича): А это у нас Абэ Хироси (вот тут он в кассу, в отличие от "Тэнтидзина", где он играл Кэнсина) Пошла смотреть дальше... Еще 3 серии впереди...
Ну что ж... Буду потихоньку выкладывать фотографии разных мест. Конечно, у каждого свой путеводитель, и одни и те же места все видят по-разному... Но почему-то я, когда сейчас пересматривала свои снимки, разница между которыми полтора года, заметила, что снимала одно и то же! И теперь я как буриданов осел: что же выложить сюда - жаркое лето или яркую, но прохладную осень? Наверно, в итоге будет мешанина всего. Начну с Никко. Не знаю даже, почему именно оттуда, так моя левая задняя решила. Для начала выложу схему храмов, так будет понятней общий план: Ну, поехали! Никко - известный религиозный центр синтоизма и буддизма, там расположено множество храмов, в том числе усыпальница Иэясу Токугава. А так же это красивейшее место в горах, с озерами, водопадами, горячими источниками. Чтобы добраться до известнейшего моста Синкё, с которого, собственно, и начинается вся святость, нужно пройти почти через весь городок. Он выглядит как-то так: читать дальше Местные рокеры: Вообще, когда колонна таких вот лихачей едет, трах-тарарах стоит ужасный. Я не знаю, как выносят это местные жители, но пока я топала до моста, эти дядьки раза два успели меня обогнать (городок маленький, вот они круги и нарезали). Кстати, виден указатель: к озеру Тюдзендзи - налево. А вот и мост Синкё По преданию, он находится в месте, где Сёдо Сёнин (один влиятельный буддийский священник, живший в 8 веке) пересёк реку Дайю на спинах двух огромных змей. Мост был построен в 17в, а реконструировали его лишь недавно. Переход по нему стоит порядка 300 йен. А рядом есть обычный, бесплатный мост, по которому я, собственно, и шла, и с которого фотографировала. Кстати, в другой мой приезд туда Синкё-баси был вообще закрыт по неизвестным причинам. А это современный мост, по которому все и передвигаются: Река Дайя: Если идти вверх по течению вдоль реки, то можно попасть к водопадам Гамман-га-фути и к аллее статуй Нараби-дзидзо - как раз в этом месте и начинают происходить события 6-го тома "Миража" - Котаро крадет зеркало из Храма Тосёгу и смывается мимо этих статуй. Надпись на флажке - мороженое в японском стиле. Тут вот небольшой храм Дзиун-дзи, который был основан в середине 17 века священником по имени Кокай. Из храма открывается вид на противоположный берег: там на скале выбита надпись, которую, по преданию, создал основатель секты Сингон, монах Кукай (774-835), или Кобо-Дайси. Для этого ему пришлось метать кисть в скалу. Хотя это на самом деле легенда. Автор надписи - не Кукай, а Кокай, а надпись эта - название места "Гамман" на санскрите. Вообще, в этом месте на редкость безлюдно, слышны только шорохи да шум падающей воды. И в солнечный день лучи льются на старые мхи и камни сквозь листву. За храмом вдоль подножия горы открывается вид на длинную вереницу статуй Дзидзо. У многих из них на месте отвалившихся голов лежат кем-то аккуратно положенные горки камушков, плечи покрыты пушистым желтеющим мхом. Эти статуи называются Нараби-Дзидзо (Равняющиеся Дзидзо), или Бакэ-Дзидзо (Зачарованные Дзидзо). Их осталось около 50, меньше половины - остальные снесло во время большого разлива реки Дайягава. Вода в речке очень чистая Снова статуи: Наверху кладбище: Ну и вот осенний атрибут - момидзи Дальше надо вернуться назад и идти вверх, чтобы потом вскарабкаться в горы, к Храмам Тосёгу, Тайюин и святилищу Футарасан. По дороге очередной храм (действующий) и кладбище: Улочки, как водится, узенькие-узенькие, фиг разъедешься:
Всё-таки я вчера решилась на подвиг - посетила выставку. Полтора часа в очереди на двадцатидвухградусном морозе. В итоге 11 картин Караваджо и 98 работ Блейка. У Караваджо больше всего понравилась картина, где изображен Иоанн Креститель с барашком. Ёма-ё... Оторваться не могла. Из представленных 11 она самая ранненаписанная - в 1590 году. Хе-хе, это он в 19 лет, значить, написал. Ну, по ней видно, что это из хулиганства: читать дальшеРовно напротив висело изображение того же Иоанна, написанное четырьмя годами позже - ничего общего. Честно, сколько я ни вглядывалась, я так и не поняла, что у него с торсом. Складки сплошные. Ну и вообще она безрадостная. Вообще, картины все темные (из тех, что выставлялись, по крайней мере). То ли это так надо, то ли это от времени, я не поняла, потому что вместо нормального экскурсовода я слушала аудиогид, а там, понятное дело, говорилось ровно то, что было написано на табличках к картинам. Никогда до этого я не брала эти аудиогиды, и больше и не буду. Хрень. Ну так вот. А вообще, на большинстве картин свет падает сверху слева, хотя обычно для постановок, когда свет справа. Хотя, дело вкуса, наверно. Зато на этом Крестителе знатный сосок. На репродукции это не так видно, но "вживую" - как живой. Смачно так выписан. Кстати, в картине «Бичевание Христа» та же песня. Просто кощунство. А может, это у меня мозги набекрень, и я могу все видеть только в одном направлении. Боже, что я пишу, аж самой стыдно. Кстати, я не поняла, кто же все-таки изображен на картине «Юноша с корзиной фруктов». Везде пишут, что это друг Караваджо Марио Миннити, начинающий художник. Но. Я же сразу посмотрела фильм Дерека Джармена "Караваджо", и там это типа автопортрет. Вообще, фильм странный - вроде как действие происходит в 16-17вв., но тут же висят электрические цветные лампочки гирляндой в баре, кардинал листает глянцевый каталог самого "Микеле", отстукивает что-то на пишущей машинке, на его вечеринке играет джаз, граждане из похоронного бюро ходят в современных смокингах с бабочками, а разборки художник и его модель чинят на фоне капота грузовика. Жесть. Так. Было еще изображение Амура: Тут я тоже долго крутилась, все пыталась разглядеть: он на самом деле весь мохнатенький или это просто игра света? Так и не поняла. Но штрихи кистью определенно на картине есть, поэтому создается впечатление такого пушка на всем теле. Вообще, страшненький такой Амурчик. Мы-то привыкли видеть их с дудочками и розовыми, как поросята. А тут вот такой метаморфоз... Ну, остальные картины как картины. На библейские сюжеты. «Молитва св. Франциска», «Обращение Савла», «Ужин в Эммаусе», «Положение во Гроб», «Поклонение пастухов», «Мученичество святой Урсулы». Они, конечно, тоже гениальные, но я равнодушна к таким сюжетам и не могу восхищаться ими должным образом.
Ну а вышеупомянутый фильм меня разочаровал. Я ожидала заявленного в описании "магического процесса творчества", а в итоге не показали толком ничего - ни становления, ни любовной линии, ни дебоша, ни разгулов. То есть вроде как любофф там должна быть, но я ее, уж простите, не разглядела. "Перетекание действительности на холст картины", действительно, есть, но и только. Ну и тем более по фильму не догадаешься, что умер художник от малярии, так что сначала надо подковаться теоретически, а потом уже смотреть.
Хотя лучше смотреть картины самого Караваджо, любоваться плечиками и щечками - они очень уж чувственно выписаны, - по ним и понимаешь, что за человек был художник, и даже физически ощущаешь то сладострастие. Вот. Про Блейка в другой раз напишу что-нибудь. Может быть.
Ну, фаворитом сезона для меня является, конечно же, фильм "My way" корейского режиссера Канга Дже Гю. Уже одно то, что в ролях Дзё Одагири (по-моему, в представлениях не нуждается) и Чан Дон Ган ("Спрятаться негде" Ли Мён-Се, "Береговая охрана" Ким Ки-Дука и так далее), сигнализирует: всем смотреть.
В 1944 году Ким Чун Сик мечтал стать следующим Сон Ки Чжоном (корейский марафонец, который выиграл олимпийское золото в период японского колониального господства), чтобы соперничать с лучшим японским чемпионом Хасега Тацуо. Кан Чун Сик не хотел идти на войну, а Тацуо был горд служить своей стране. Оба были вынуждены вступить в армию. Они стали единственными азиатскими солдатами не только для Японии, но и Советского Союза и Германии.
Трейлер:
читать дальше А еще история фильма с Кинопоиска: Берлин-2012: Корея впервые сняла фильм про Вторую мировую войну В программе «Панорама», где впервые в Европе показываются картины со всего мира, показали самый дорогостоящий и масштабный корейский фильм о Второй мировой войне. Помимо снятых с размахом батальных сцен, «Мой путь» — это еще и необычная история дружбы корейского марафонца и лейтенанта японской армии.
Нормандия, 1944 год. Среди военнопленных немцев союзники обнаружили азиата. Оказалось, что он прошел 12 000 километров через Корею, Монголию, Советский Союз, Германию и Францию. Фотография этого корейца, найденная в американских архивах, стала предметом корейского документального фильма. Когда режиссер Канг Дже Гю увидел его по телевизору, он загорелся идеей снять полнометражный фильм.
1928 год. Продолжается интервенция Японии в Китай и Корею. Чун-Шик Ким (взрослую его версию играет Чан Дон Ган) растет в бедной семье, прислуживающей японской знати, и больше всего на свете мечтает выиграть марафон. Чун-Шик отлично бегает, но у него появляется конкурент, японец Тецуо Хагесава (его впоследствии играет Дзё Одагири). Пусть мальчики и ровесники, им не суждено стать друзьями из-за их происхождения. Проходит время, Чун-Шик чудом получает возможность выиграть марафон, обогнав Тецуо. Во время финала на стадионе начинается потасовка, и вместо пьедестала Чун-Шик с несколькими друзьями попадает в японскую армию, где со временем его начальником становится Тецуо. Им вместе придется пройти все ужасы войны, причем оба будут находиться то на стороне СССР, то на стороне Германии — так распоряжается судьба. Но идея когда-нибудь выиграть марафон не покидает героев.
Стоимость проекта составила 28 миллиардов корейских вон. В пересчете на доллары получается более скромная сумма — 25 миллионов, однако, глядя на экран, волей-неволей придется задуматься, как кинематографисты из Южной Кореи подняли настолько масштабный проект: в Голливуде картина с таким размахом обошлась бы как минимум в 150, а то и в 200 миллионов долларов.
Корейцы восстановили три крупные битвы. Бои на Халхин-Голе между СССР и Японией в 1939-м, бои советских войск с немецкими, а также высадку союзных войск в Нормандии. Все они были реконструированы в Корее, возле Сэмангым, самой большой дамбы в мире. Территория площадью 400 квадратных километров превратилась в настоящий театр военных действий.
Чтобы представить масштаб «Моего пути», приведем несколько цифр. На написание сценария ушло три года. Все исторические документы, изученные для работы над фильмом, заняли 300 гигабайт. Подготовительный период занял 14 месяцев — это в четыре раза больше, чем в среднем длится процесс. Подготовка к съемкам за границей заняла примерно два года. Съемки в Латвии (она частично «играла» Лондон) шли один месяц. Общее количество статистов — 16 668 человек. Количество камер, использованных во время съемок батальных сцен, — пять. В общей сложности применялось 10 различных съемочных техник — от воздушной съемки до ручной. Пиротехники задействовали 18 различных типов взрывчатки. Количество пуль — 57 500. Съемочный период длился 156 дней. Записывать вокальные партии для саундтрека пригласили итальянца Андреа Бочелли.
Сухой язык цифр не передает всего того, что творится на экране на протяжении двух с лишним часов. Чун-Шик и Тецуо проходят очень непростой путь и становятся настоящими друзьями. По сути, это кино о том, что от ненависти до дружбы один шаг, но иногда он бывает очень сложным и простирается на долгие годы. Взято отсюда
Дальше у нас идет новая картина Чжана Имоу "Цветы войны".
Фильм основан на реальных событиях. Действия разворачиваются в период японо-китайской войны. Главный герой, американский гробовщик Джон, направляется в Католическую церковь в Нанкине, чтобы подготовить священника к похоронам. По прибытию он оказывается единственным мужчиной среди учениц монастыря и проституток из соседнего борделя в эпицентре военных действий. Оказавшись в таком положении, он выдаёт себя за священника и пытается спасти обе группы от ужасов вторжения японской армии…
Еще, наверно, интересной будет лента Малгожаты Шумовска "Elles".
Журналистка Анна (Жюльет Бинош) работает над статьей о студентках, подрабатывающих проституцией, чтобы заплатить за жилье и за учебу. Она разговаривает с двумя девушками. «Проституция как сигареты, — говорит одна из них. — Очень трудно завязать». Постепенно, изучая своих героинь, Анна все пристальнее обращает внимание на свою жизнь, где ее отношения с мужем уже не те, что прежде, старший сын подсел на легкие наркотики, а младший не отвлекается от видеоигр. Женщина из высшего общества находит все больше и больше общего с девушками, продающими свое тело. «Они» — исследование женской природы, женской сексуальности и отношений женщин с мужским миром. Много откровенных кадров, но они асексуальны: для героинь фильма секс является всего лишь способом заработка. Фильм можно было бы назвать феминистским, если бы не финальные кадры.
Так же ожидаю «Открытки из зоопарка» (Postcards from the Zoo), режиссер Эдвин. Самого Эдвина можно сколько угодно называть продолжателем традиций Мигеля Гомеша и Альберта Серра, либо же именовать наследником Цай Мин-ляня (ого-го!!! Этого мы любим!), или злорадно выискивать в нем открыточные сантименты самого известного фильма Жене. Но этим все равно не передашь то волшебство, которое он привносит в свой кинематограф. В Postcards from the Zoo речь идет о любви юной девушки и уличного мага. Знакомство, расставание, чудачества, скитания по улицам Джакарты и вселенское чувство грусти и одиночества. Неизвестно будут ли герои петь, но это именно тот фильм, который мы так ждем, как целительный глоток свежего воздуха.
Наверно, еще что-нибудь есть, я еще не все проковыряла.
А так вообще, фестиваль идет с 9-го по 19-е февраля, жюри возглавляет британский режиссер Майк Ли, которому будут помогать фотограф и клипмейкер Антон Корбайн, режиссер Асгар Фархади, актриса Шарлотта Генсбур, актер Джейк Джилленхол, режиссер Франсуа Озон, писатель Буалем Сансал и актриса Барбара Сукова. Фильм открытия - французская картина «Прощай, моя королева!» режиссера Бенуа Жако. В основном конкурсе примут участие: - «Сегодня» (Aujourd´hui), реж. Ален Гомис, Франция-Сенегал - «Цезарь должен умереть» (Cesare deve morire), реж. Паоло и Витторио Тавиани, Италия - «Милосердие» (Gnade), реж. Матиас Гласнер, Германия-Новрегия - «Машина Джейн Мэнсфилд» (Jayne Mansfield’s Car), реж. Билли Боб Торнтон, Россия-США - «Сестры» (L´enfant d´en haut), реж. Урсула Майер, Швейцария-Франция - «Метеора» (Metéora), реж. Спирос Статхулопулос, Германия-Греция - «Только ветер» (Csak a szél), реж. Бенедек Флигауф, Венгрия-Германия-Франция - «Дом для уикэнда» (Was bleibt), реж. Ганс-Кристиан Шмид, Германия - «Пленник» (Captive), реж. Бриллианте Мендоза, Филиппины-Франция - «Диктант» (Dictado), реж. Антонио Чаварриас, Испания - «Жутко громко и запредельно близко» (Extremely Loud And Incredibly Close), реж. Стивен Долдри, США - «Открытки из зоопарка» (Kebun binatang), реж. Эдвин, Индонезия - «Цветы войны» (Jin ling shi san chai), реж. Чжан Имоу, Китай-США - «Барбара», реж. Кристиан Петцольд, Германия - «Табу», реж. Мигель Гомеш, Германия-Франция-Бразилия-Португалия - «Возвращение домой» (A moi seule), реж.Фредерико Видо, Франция ну и так далее. Подробности можно посмотреть на сайте фестиваля www.berlinale.de/en/HomePage.html
Пересматривала вчера "Черный дождь", это один из моих любимых фильмов. Все действие, которое там происходит в Осаке, территориально происходит в районе Дотомбори, это кварталы Намба, центр старого торгового города. Прям ностальгия... Под это дело чёта взгрустнулось мне, вот и решила выложить фотачге этого злачного райончика. Умилило, что, например, реклама Glico какой была в 1989-м, такой осталась и поныне... читать дальше
Ну и там же можно пожрать самые вкусные во всем Кансае окономияки, в Осаке вместо капусты туда кладут лук, а остальное - по желанию клиента. Я вообще жареный-пареный-вареный лук терпеть не могу, но эти штучки такие вкусные, что просто ах!
Ну а это, собственно, сам канал Дотомбори. Туда очень любят запрыгивать от переизбытка чувств бейсбольные болельщики. Вода в канале, естественно, грязнущая, но их это не смущает. Некоторые, как водится, не выныривают.
При свете дня все выглядит прилично и неинтересно. Но с темнотой все становится опять красиво и весело.
Это все, между прочим, знаменитый мост 戎橋 (Ebisubashi), который еще называют ひっかけ橋 (Hikkakebashi). Хиккакару ひっかかる (引っ掛る означает "зацепиться, задевать за что-л.; цепляться; попадаться (в ловушку и т.п.)", то есть это попросту мост, где цепляют девочек (и мальчиков), мост для съема, кароче. Ну и все окрестные хосты тусят там со страшной силой. Вот, кстати, рекламочка очередного хост-клуба:
Тусня выглядит как-то так:
(но это все в не сезон, то есть утром, когда все расползаются спать (все - это те, кто резвился в Дотомбори всю ночь напролёт), поэтому так мало народу. А так обычно его очень даже многа...
Еще вот до кучи фотка одного из шопов, где можно выбрать себе барышню по вкусу (это все там же, в Намба):
Ну и как же обойтись без такояков? Вот они, родимые. Ммм! Вкусняшки!
Чёта я вдруг вспомнила, что у моих сладеньких мальчиков из MUCC в этом году юбилей - аж 15 годиков!!! Радует вот, что засветились они в очередном анимэ 妖狐x僕SS (Inu x Boku SS), транслируется с 13 января по MBS в 2 часа ночи. А-ля "Темный дворецкий" с уклоном в сёдзё. Вот опенинг в их исполнении:
7 марта выйдет СД аж в трех вариантах. Начинка: 01. ニルヴァーナ 02. ニルヴァーナ89秒 03. ニルヴァーナ -Moonbug Remix- 01. ニルヴァーナ 02. バルス 03. ニルヴァーナ -Moonbug Remix- 01. ニルヴァーナ 02. 最終列車 -Warehouse Flavored Version-
Наличие "Сайсю рэсся" в последнем варианте убило наповал. Хотя я эту песню очень люблю, но я реально задаюсь вопросом: у них что, творческий кризис??? Это вот огорчает. Ну а так - многая лета, канэшна! Чтоб радовали нас не одним синглом в год, а как раньше - по два полноценных альбома! Все равно я их нежно люблю и надеюсь, что они к нам опять приедут...
Ах, Суо (справа) лучше всех! Хотя Арисуэ тут тоже ничего получился. Надо добраться, наконец, до 6-й главы 「子羊プロジェクト」 там как раз про тяжелое вампирское детство... А то что-то я расслабилась после 5-го чаптера...То есть окунулась с головой во всякое мистическое-спиритическое от Ямады Юги. Тоже интересно, конечно, но там ГГ меня не греют ну никак. Тем более что зае*** я там переводить все эти экзорцистские словечки. Блин, везде свои печали - у вампирчиков - кансайский дворовый слэнг, у Ямады - синтоистские и буддийские термины. Скоро, елы-палы, буду специалистом по заклинаниям. При этом сам японский улетучивается в голубую даль... хнык...
Встретила в журнале очередную статью - интервью с Б.Акуниным (Г.Чхартишвиши), как раз тогда, когда читаю его же "Писатель и самоубийство". А так как я еще конкретно сдвинута на японской литературе, в частности, Мисиме Юкио, то любое о нем упоминание мне как бальзам на душу. Ну так вот, читая интервью, порадовалась, что не одна я такая сумасшедшая. Вот что пишет Акунин: "Нам так часто рассказывали, какой он (Мисима) милитарист, садист и сексуальный извращенец, что меня это заинтриговало. (Особенно, по молодости лет, последнее.) Я стал тайком читать Мисиму по-японски, и он поразил меня невероятной интенсивностью своего таланта и какой-то подростковой пассионарностью." Так что именно благодаря этому мы теперь знаем о Мисиме то, что знаем, в смысле, что Чхартишвили впервые в СССР перевел запрещенного Мисиму... Когда мы в прошлом году на японском писали сочинения на тему любимой книжки, я написала, что мои любимые писатели, естественно, Мисима и Уэльбек. При этом, так как все сочинения обычно пишутся ночью, а нормального света у меня нет, я вместо 三島由紀夫 написала 三島由紀未. Ошиблась в последнем иероглифе. О, как же бушевал наш Уэда!!! Долго метался у доски, тыча в нее мелом, и с жаром восклицал: 夫!!! 未じゃない!!!Мне было стыдно, что я не проверила работу, когда сдавала, но в то же время было очень обидно, так как у других косяков было не меньше, а раскритиковал он только меня, как школьницу. Я даже подумала, что, может, задела в нем какие-то струнки, раз он так на меня ополчился? Так я это, собственно, к тому, что хочу ниже привести кусок из книги, где ГЧ описывает, как "из пяти всемирно признанных японских классиков 20-го века четверо (Акутагава Рюноскэ, Дадзай Осаму, Мисима Юкио и Кавабата Ясунари) покончили с собой". читать дальше Ярчайший пример того, как демон творчества полностью подчинил себе писателя, высосал из него все жизненные соки, а потом оставил, тем самым приговорив к отчаянию, сумасшествию и самоистреблению — Акутагава Рюноскэ (1892–1927). По этому японцу вообще можно изучать типические черты, характерные особенности и повадки особого подвида homo sapiens под названием homo scribens (человек пишуший (лат.) — во всем его блеске и нищете, со всеми симптомами профессиональной болезни. Не случайно Акутагава упоминался и в главе о безумии, и в главе об акцентуированных личностях (а следовало бы еще и в главе о токсикомании) — все это в нем было, но прежде всего он — классическая жертва творческого кризиса.
У Акутагавы есть новелла «Нос», навеянная одноименной повестью Гоголя. Только японец повернул сюжет иначе: как быть человеку, у которого нос не пропал, а наоборот, слишком уж явно присутствует — торчит на целых пять сунн? (это очень много)
Монах Дзэнти, обладатель этого анатомического излишества, всю жизнь мечтает избавиться от уродства, сделать нос нормальным. В конце концов, после многолетних ухищрений, ему это удается, но, странная вещь, жизнь с нормальным носом вдруг оказывается лишенной смысла и даже невозможной. 24-летний автор смешной новеллы, очевидно, еще не предполагал, что тень «носа длиной в пять сун» накроет всю его последующую судьбу, став безжалостной притчей о самом себе. Писательский талант очень смахивает на монументальный нос монаха Дзэнти — это тяжкое бремя, мешающее наслаждаться радостями обычной человеческой жизни. Множество творческих людей, вслед за Вагнером, мечтавшим о тихой семейной жизни вдали от искусства, или Булгаковым, воспевшим прелести «вечного дома с венецианским окном и вьющимся виноградом», тосковали по неаномальной, нормальной жизни. Не чужд был подобным грезам и Акутагава. Герой новеллы «Ду Цзы-чунь» получает от старца-даоса в награду за перенесенные испытания не богатство и не славу, а «маленький домик на южном склоне горы Тай-шань», где персики в полном цвету. Однако, когда на середине четвертого десятилетия Акутагаве показалось, что «нос длиной в пять сун» может вот-вот отвалиться, писатель пришел в ужас и жить без этого безобразного нароста не захотел.
Что же произошло?
Стало все труднее браться за перо. С каждым днем нарастала беспричинная, необъяснимая тревога. Акутагава вдруг стал бояться, что сойдет с ума, как в свое время сошла с ума его мать. Что-то страшное, гнетущее таилось в глубинах подсознания: «Та часть, которую я не сознаю, Африка моего духа, простирается беспредельно. Я ее боюсь. Там, во тьме, живут чудовища, каких на свету не бывает». Он очень много пишет, но все чаще возникает ощущение, что дару конец, что больше писать он не сможет. Это был еще даже не творческий кризис, а панический ужас перед неотвратимостью творческого кризиса. Можно сказать, что Акутагава умер от страха — той его разновидности, которая для людей искусства опасней всех иных страхов.
Разумеется, тут как тут объявилась бессонница, вечная спутница издерганных нервов и творческого тупика. Дозы снотворного постоянно увеличивались, одуряющее воздействие лекарств не рассеивалось и днем. «У него дрожала рука, державшая перо, — пишет о себе в третьем лице Акутагава. — Хуже того — изо рта капала слюна. Голова бывала ясной не более, чем полчаса в день, после пробуждения от сна, который приходил лишь после большой дозы веронала. Теперь он жил в вечных сумерках».
Гордый, импозантный Демон Творчества, с которым Акутагава прежде любил пообщаться на равных (в новеллах «Муки ада» или в «Диалогах во тьме»), вырождается в пошлого, мелкого беса, вроде того «хилого чертенка с жабьей кровью», что, по словам Набокова, мучил угасающего Гоголя. У Акутагавы герой автобиографической новеллы «Зубчатые колеса» открывает «Братьев Карамазовых» и пугается: «…Не прочитал и одной страницы, как почувствовал, что дрожу всем телом. Это была глава об Иване, которого мучил черт… Ивана, Стриндберга, Мопассана или меня самого в этой комнате».
Для Акутагавы, утверждавшего, что человеческая жизнь не стоит одной строчки Бодлера, мысль о том, что вдохновение уходит, оставляет его наедине с жизнью, была невыносима. Дальше нужно будет жить как все, без «носа в пять сун», обычным кормильцем семьи, отцом троих детей. «В конце концов я сам не более чем мсье Бовари среднего уровня…», — с горечью написал Акутагава, и в его устах не могло быть худшего самоуничижения: не просто посредственность, а посредственность в квадрате, пошлейшая из пошлостей. В предсмертном письме писатель дает своим детям совет, который нечасто можно услышать от родителя: «Если и вы потерпите поражение в жизненной борьбе, тоже уйдите из жизни сами, как это сделал ваш отец».
В «Письме к другу», уже приняв окончательное решение, Акутагава подробно (и крайне невнятно) излагает причины самоубийства. Ему, писателю до мозга костей, важно все написать про себя самому, не оставить простора для домыслов и интерпретаций. Он даже зачем-то пространно объясняет резоны, которыми руководствовался при выборе способа смерти:
«Первое, о чем я подумал, — как сделать так, чтобы умереть без мучений. Разумеется, самый лучший способ для этого — повеситься. Но стоило мне представить себя повесившимся, как я почувствовал переполняющее меня эстетическое неприятие этого. (Помню, я как-то полюбил женщину, но стоило мне увидеть, как некрасиво пишет она иероглифы, и любовь моментально улетучилась.) Не удастся мне достичь желаемого результата и утопившись, так как я умею плавать. Но даже если паче чаяния мне бы это удалось, я испытаю гораздо больше мучений, чем повесившись. Смерть под колесами поезда внушает мне такое же неприятие, о котором я уже говорил. Застрелиться или зарезать себя мне тоже не удастся, поскольку у меня дрожат руки. Безобразным будет зрелище, если я брошусь с крыши многоэтажного здания. Исходя из этого я решил умереть, воспользовавшись снотворным. Умереть таким способом мучительнее, чем повеситься. Но зато не вызывает того отвращения, как повешение, и кроме того не таит опасности, что меня вернут к жизни; в этом преимущество такого метода…»
Себя Акутагаве было не жалко, скорее он вызывал у себя чувство презрения — не Бог, каким он мечтал стать когда-то, а ничтожный «мсье Бовари», человекоподобная обезьяна. И традиционное трехстишье, которым Акутагава прокомментировал свой грядущий уход, подчеркивает жалкую и смешную незначительность этого события. Если мартышка не смогла удержаться на набухшей весенними почками ветке творчества, стало быть, туда ей и дорога. Ну, чуть покачнется ветка, не более. Подрагивает весенняя ветка. Мгновение назад С нее упала мартышка.
Кавабата Ясунари (1899–1972) лишился сна и покоя после получения Нобелевской премии. Высокая награда, а еще в большей степени жадное внимание прессы парализовали творческую энергию интровертного певца тихой грусти и неброской красоты. Борясь с изнурительной бессонницей, Кавабата принимал горы таблеток. Потом, как водится, таблетки перестали действовать. В таких случаях жажда сна делается столь непреодолимой, что человек готов уснуть навечно, лишь бы уснуть. В конце концов Кавабату усыпил газ.
Связь суицидальности с пьянством явственней всего прослеживается в судьбе классика японской литературы Дадзая Осаму (1909–1948), к сожалению, мало переводившегося на русский язык. Всю свою жизнь Дадзай был занят только одним: с редкостным упорством предавался всевозможным саморазрушительным занятиям. Отпрыск аристократического рода, он с мазохистским упоением погружался все ниже и ниже, на самое дно общества. Лучше всего он чувствовал себя в компании горьких пьяниц и проституток. Обаятельный, талантливый, Дадзай хотел оставаться слабым и инфантильным в мире, которым правят сильные и взрослые. От страха перед жизнью он избавлялся лишь в состоянии опьянения — да и то до поры до времени. Пять раз Дадзай пытался покончить с собой, но даже с этим ему не везло. В 21 год он впервые затеял двойное самоубийство с официанткой из бара — она умерла, он выжил. Однако от идеи синдзю он не отказался и в конце концов добился своего: утопился вместе с собутыльницей в резервуаре для дождевой воды. Вряд ли это им удалось бы, если бы они не были мертвецки пьяны.
...Но самое совершенное произведение в жанре автобиографического искусства — судьба Мисимы Юкио (1925–1970). Многолетняя самоотверженная подготовка, полнейшая безжалостность к себе, хладнокровие истинного художника — вот факторы, позволившие японскому классику не только превратить собственную жизнь в подобие жестокой пьесы Кабуки, но и совершить нечто поистине невозможное: заставить мир увидеть японскую литературу, отнестись к ней серьезно, переводить на другие языки и издавать массовыми тиражами. Некогда самураи взрезали себе живот, чтобы привлечь внимание общества к какому-нибудь событию или явлению. Получилось, что Мисима сделал то же самое по отношению к японской литературе. Она должна быть ему вечно благодарна.
Однако намерение у Мисимы все же было иное, куда менее альтруистическое. Этот писатель очень рано понял, что единственная нетленная ценность — Красота. Но не материальная, потому что все материальное непрочно, а живущая в воображении и в памяти людей. Шедевр зодчества может сгореть, от него останутся только головешки, и он сотрется из памяти последующих поколений. Вечно прекрасным Храм становится лишь благодаря Герострату.
Таким же этернизирующим актом может стать смерть художника. А для этого предварительно нужно было прожить соответствующую концовке жизнь. Мисима никогда не скрывал, что не живет, а лицедействует. «Все говорят, что жизнь — сцена, — писал он. — Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в таком раннем детстве, как у меня. Когда кончилось мое детство, я уже был твердо убежден в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведенную мне роль, не обнаруживая своей настоящей сути».
Самой красивой смертью, разумеется, было сочтено самоубийство. Самым красивым самоубийством — харакири. К тому же этот традиционный способ суицида как нельзя лучше соответствовал давней садомазохистской обсессии писателя.
Пьесы Мисима писал следующим образом: сначала — финальную реплику, потом весь текст, начиная с первого действия, без единого исправления. Так же поступил он и с пьесой собственной жизни. Когда финальный эпизод был придуман, остальное выстроилось само собой.
Вспарывать мечом хилое, жалкое тело, доставшееся Мисиме от природы, было бы надругательством над эстетикой смерти. Поэтому писатель пятнадцать лет превращал себя в античную статую, ежедневно помногу часов проводя в гимнастическом зале. Добился невозможного — стал истинным Гераклом. Выпустил фотоальбом, позируя обнаженным в разных позах: пусть потомки видят, какой прекрасный храм был разрушен.
Другое препятствие: харакири во второй половине XX века выглядело анахронизмом. Могли счесть сумасшедшим, а то и высмеять. Красота на терпит смеха, она возвышенна и трагична. И Мисима решил эту проблему с присущей ему обстоятельностью. Западник, светский лев и нигилист, он в последние пять лет жизни внезапно поменял убеждения: стал ревнителем национальных традиций, ультраправым идеологом, отчаянным монархистом. Задуманный финал предполагал массовку, роль которой была отведена членам «Общества щита», студенческой военизированной организации, содержавшейся за счет писателя.
Оставалось только закончить главный труд — тетралогию «Море изобилия». В день, когда Мисима поставил последнюю точку в четвертой части, он поставил точку и в своей жизни. Куда уж символичней.
Спектакль получился дорогостоящий, со сценическими эффектами и огромным количеством зрителей. Без огнестрельного оружия, с одним только самурайским мечом, Мисима и четверо его юных помощников взяли в заложники коменданта одной из столичных военных баз. Потребовали собрать солдат, и писатель, писаный красавец в элегантном мундире и белых перчатках, подбоченясь, призвал воинов идти на штурм парламента. Над базой гудели полицейские вертолеты, за забором метались журналисты. Военные, разумеется, ни на какой штурм не пошли — и слава Богу, потому что тогда Мисима просто не знал бы, как быть дальше.
Вполне удовлетворенный, писатель проклял утративших самурайский дух солдат, удалился во внутреннее помещение и взрезал себе живот. Все было продумано до мелочей — мундир надет на голое тело, в задний проход вставлена ватная пробка, секундант стоял с мечом наготове. Правда, голова с плеч слетела лишь после четвертого удара, но в этом Мисима не виноват. Он сделал все, что мог. И его рука, в отличие от руки бедного секунданта, не дрогнула — разрез на животе получился длинным и глубоким.
С того дня началась большая слава Мисимы. Он стал и, наверное, останется для мира Главным Японским Писателем.
А без харакири что ж — ну, был бы до сих пор жив, ну в семьдесят лет получил бы Нобелевскую премию вместо Кэндзабуро Оэ, ну написал бы не сорок романов, а шестьдесят. Человеческое, слишком человеческое.
Я не знаю другого писателя, за исключением разве что Ницше, который так хорошо — и разумом, и инстинктом — понимал бы суть и смысл искусства. Оно опасно, потому что больше жизни.
При всей своей внушительной мышечной массе Мисима представляется мне существом, состоявшим не из плоти и крови, а из слов, образов, творческого эфира. Во всяком случае, плоть и кровь этого архетипического литератора насквозь пропитались ядом искусства, который, конечно, убивает, но зато обеспечивает нетленность.
«Искусства без шипов не бывает, как не бывает его и без яда. Невозможно вкусить меда искусства, не впитав и его яда». (Юкио Мисима)
Вот так. Стоит задуматься... А "Море изобилия" Мисимы - 豊饒の海 ("хо:дзё но уми") - один из самых потрясающих романов, которые я вообще читала... Тем более что вон какая у него судьба...
Колонка Виктории Райхер: Он, она и проективный тест
Пойдем от противного. Противный, мы пошли!
* * *
Я выясняла у мужа, как он читает книги. Муж упорно не понимал вопроса.
- Глазами!
Но что для тебя главное в книге? За чем именно ты следишь по ходу произведения? Интересен ли тебе конец? О чем ты думаешь, когда читаешь?
- Что значит «о чем я думаю»? Я читаю!
Черт, должно же быть хоть что-нибудь, что его зацепит. О, знаю, он с детства любит Шекспира.
- А «Отелло» тебе было страшно читать?
- Нет, я же заранее знал сюжет. Лет с семи.
- А что тебя особенно интересовало в «Исторических хрониках»?
- Хроники. Меня, как правило, интересует то, что я читаю.
- Ну… ладно. А кем ты хотел быть в «Трех мушкетерах»?
Скажет «Констанцией» – разведусь.
- Не помню. Слушай, ну как я могу помнить такие вещи, я «Мушкетеров» в школе читал! Вот спроси, что меня особенно интересует в «Тенденциях развития фотопечати» – сразу отвечу.
Эх.
- Послушай, но мальчики же как-то читают книги?
- Безусловно. В больших количествах.
- Так неужели никто из них не может описать своих ощущений?
- Может. Девочки.
* * *
- Я в детстве читала «Маленькую хозяйку большого дома», – вспоминает Марина. – И очень плакала. Ужасно – так бешено влюбиться, не суметь выбрать одного из двух мужчин и покончить с собой от отчаяния. Прекрасная трагическая книга.
- Маленькая хозяйка большого дома… – вздыхает Катя. – Я ее обожала. У героини такая интересная судьба! Ее любят одновременно двое, и она влюблена в них обоих. Настоящее счастье.
- Паола Форрест, маленькая хозяйка большого дома! – хихикает Лина. – Богатая женщина живет в поместье мужа-миллионера и ни в чем себе не отказывает. Прелесть. Правда, потом у нее начинаются какие-то непонятности то ли с мужем, то ли с любовником, я точно не помню. Но помню, что у нее был собственный флигель. Она жила даже не в отдельной спальне, а в отдельном доме! И муж приходил к ней туда. Господи, да я бы все отдала, чтобы у меня не то что «отдельный дом», чтобы у меня место было на кухне, поставить себе компьютер, хотя бы на угол стола…
- Маленькая хозяйка большого дома? Джек Лондон? – Марк хмурит лоб. – Да, в юности читал. Неплохая книга. Что запомнилось? Как этот миллионер, Дик Форрест, вел хозяйство. У него там была целая система, огромное количество всякой деятельности – и животных он разводил, и зерно выращивал, и лошадей выставлял. Отлично у него это всё получалось. Я бы хотел так, да.
Наиболее впечатляющую оценку, на мой взгляд, «Маленькая хозяйка большого дома» получила от автора предисловия, написанного в СССР (так и хочется добавить «в очень средние века»). «Советского читателя, – писал забытый мной автор, – конечно, не может заинтересовать история мелких буржуазных конфликтов между героями. Лучшие страницы книги – те, где описываются годы, которые Дик Форрест провел среди рабочих».
Среди рабочих Дик Форрест провел пять с половиной страниц из двухсот девяноста шести. Мелкие буржуазные конфликты между героями, наверное, и впрямь не могли заинтересовать советского читателя, но вот советских читательниц они вполне интересовали. А советские читатели интересовались образом жизни героя-миллионера, а также маркой ружья, с которым Форрест охотился на белок. Каждому своё.
* * *
Читателей и читательниц часто характеризует непохожий подход к читаемому тексту. Я даже не говорю о монументальных произведениях Толстого или Дюма – в них война и мир, аккуратно разложенные по страницам, столь же аккуратно фильтровались: половина – девичьей, а другая половина – мужской частью аудитории. Но и менее многоплановые книги вызывают удивительно разные отклики у героев и героинь.
«Хроники капитана Блада» читаются мальчиками как история морских сражений, в которых умные и находчивые побеждают с помощью хитроумной тактики (прекрасная школа жизни). Для девочек «Капитан Блад» – это история несчастной любви героя к Арабелле. Спросите выросших мальчиков, помнят ли они, что там вообще была какая-то Арабелла.
Печальная судьба Сирано де Бержерака девочками воспринимается как чисто любовная трагедия. Для мальчика же Сирано – поэт-нонконформист, умерший в бедности и безвестности, потому что говорил правду сильным мира сего, ни под кого не подстраивался и был независимо мыслящим человеком. А это жесткого карается закоснелым и несентиментальным внешним миром – в особенности если у мыслящего человека не окажется собственных денег.
Романтическая линия сюжета большинством мальчиков воспринимается как побочная (тех книг, где только она одна и есть, мальчики, как правило, не читают). Их интересует сюжет как логическая цепочка, как игра, в которой надо выиграть. Они сочувствуют герою на пути достижения целей. Если цель – женщина, мальчики ждут развязки в виде завоевания этой женщины, но не во имя торжества любви, а для победы.
Девочки в массе читают книжки, чтобы почитать про отношения. И чтобы все поженились в конце – а если не поженятся, конец у книги плохой. Одна из выросших девочек мне рассказала, что даже Конан Дойла читала в детстве исключительно как историю отношений между Холмсом и Ватсоном. Причем несправедливых, тяжеловатых отношений – ведь Ватсон так любил Холмса, а бесчувственный сыщик мучил его отстраненностью. Читательница, как и бедный Ватсон, искала доказательства, что Холмс тоже неравнодушен к другу. Её любимым рассказом был тот, в котором в Ватсона стреляют и попадают в ногу, и Холмс бросается к нему с возгласом: «Вы ранены, дружище!». Неизбалованный доктор увидел в этом практически объяснение в любви. Читательница, с большим облегчением, тоже.
Холмс и Ватсон (и хорошо, если не Холмс и Мориарти), Малыш и Карлсон, Катерина и Кабаниха, Таккер и Питерс, джин и лампа, огонь и тесная печурка, призрак коммунизма и пролетариат – для женской половины читающего мира вся литература состоит из любовных пар. И воспринимается как справочное пособие по психологии мальчиков. Хотя на самом деле является исключительно справочным пособием по психологии авторов. А еще – проективным тестом, который помогает определить свои собственные проблемы, но дает до обидного мало информации о чужих.
* * *
Читают мальчики и девочки порознь, а живут часто вместе. И обнаруживают, что «общие любимые книги» – весьма расплывчатое понятие. К примеру, девочка с детства мечтает выйти замуж за Атоса и находит мальчика, чьим любимым героем в детстве был Атос. Но двое Атосов имеют мало общего между собой. Женский Атос надежен, успешен и страстен под маской невозмутимости, резво сбрасываемой в супружеской спальне. Мужской Атос холодноват, отстранен, эмоционально независим и «скажи спасибо, что я тебя до сих пор не повесил и не утопил».
Отличаются друг от друга женские и мужские варианты Д’Артаньяна, графа Монте-Кристо, Питера Пена и Оливера Твиста. Да вообще всех. И наше разочарование (а часто и раздражение) безграничны: мы ведь любим одни и те же книжки! Как же ты можешь быть настолько не таким, как я?
Некоторые от отчаяния даже начинают искать партнеров «от противного» – среди тех, с кем прочитанное заведомо не совпадает. Это само по себе не панацея, но хотя бы позволяет более объективно выстроить ожидания. Нет влияния обманчиво-яркой лакмусовой бумажки, которая показывает совсем не то, что мы пытаемся по ней определить.
Гарантированного лакмуса, конечно, не существует. Но любимые книги все-таки могут дать информацию о партнере, только искать ее придется контр-интуитивным путем. Не стараясь сделать выводы на основании того, что партнер читает книги «как я», а попытавшись вместо этого почитать их «как он».
Если партнер – мужчина, значит, в книгах его интересуют НЕ отношения (с теми редкими мужчинами, которых интересуют все-таки отношения, есть другие проблемы, но вот общий язык с ними женщины легко найдут без всякого справочного материала). И может быть интересно перечитать что-нибудь его глазами. Он смотрит на карьеру героя, на подвиги и на цели. Он восхищается теми, кто действует и побеждает. Что ему нравится в них? Что привлекает? На кого он считает себя похожим? А на кого действительно похож?
Если партнер – женщина, значит, в книгах ее интересует НЕ сюжет (опять-таки, если в основном сюжет, проблемы в паре лежат не в отсутствии гендерного взаимопонимания). Она читает про любовь и в каждой книге находит и видит себя. Она ищет тех, кто похож на ее любимых героев – только не в том, как они действуют на поле брани, а в том, как ведут себя в любви. Чего она ожидает от партнера? Какое поведение ей кажется «хорошим»? Какой герой-любовник привлекает больше других?
Возможно, мы от него в обморок упасть готовы. И совершенно не собираемся (да и не должны) становиться таким. Но лишняя информация еще никому не помешала, ни о чем.
* * *
В отношениях нас чаще всего подводит не различие и не сходство, а ожидания, выстраиваемые на базе собственных проекций. И попробовать пройти чужой проективный тест – один из способов элементарно познакомиться. Общие любимые книги могут дать массу информации тем, кто готов читать их чужими глазами. Не ключ к отношениям, не разгадку бытия, не способ найти идеального партнера. Просто возможность немного расширить рамки.
Мы все хотим счастливого финала. Но для одних хэппи-энд кончается пожизненной совместной жизнью, а для других – отплытием героя за моря. И вопрос тут не в том, кого оставят более несчастным, а в том, как лучше понять другую половину. Которая сидит напротив с обиженным видом и удивляется, почему же нам вместе так тяжело – несмотря на то, что мы читали в детстве одни и те же книжки.